ПЧ-2020: шестая сессия «Ближний Восток в современном мире: "у времени в плену"»

В#nbsp;четверг, 2#nbsp;июля, в#nbsp;11:00 в#nbsp;рамках совместного проекта ИМЭМО РАН и#nbsp;«Интерфакса» состоялась онлайн-сессия «Примаковских чтений» на#nbsp;тему «Ближний Восток в#nbsp;современном мире: „у#nbsp;времени в#nbsp;плену“»

Спикеры:

• Виталий Наумкин, научный руководитель Института востоковедения РАН, академик РАН;
• Ирина Звягельская, руководитель Центра ближневосточных исследований ИМЭМО им.#nbsp;Е.#nbsp;М.#nbsp;Примакова РАН;
• Александр Аксененок, вице-президент РСМД, Чрезвычайный и#nbsp;Полномочный Посол РФ

Модератор#nbsp;— Михаил Швыдкой, специальный представитель президента#nbsp;РФ по#nbsp;международному культурному сотрудничеству.

Основные темы дискуссии:

• Роль Ближнего Востока в#nbsp;мировой политике: что может измениться?
• Искушение миром#nbsp;— возможности и#nbsp;препятствия на#nbsp;пути урегулирования конфликтов. Перспективы российского присутствия;
• Старые проблемы в#nbsp;свете новых подходов.

А. Дынкин предложил очередную online-сессию посвятить ближневосточным сюжетам. Это#nbsp;— многострадальный регион, который в#nbsp;течение многих десятилетий и#nbsp;сегодня далек от#nbsp;стабильности.

В#nbsp;2001#nbsp;г.#nbsp;советник по#nbsp;национальной безопасности США Кондолиза Райс выдвинула проект «Большого Ближнего Востока». В#nbsp;общих чертах смысл стратегии сводится к#nbsp;попытке преобразования этого региона в#nbsp;рыночную демократию по#nbsp;модели стран Восточной Европы периода 90-х годов#nbsp;XX в., хотя и с бóльшим деловым компонентом. Применение этой концепции на#nbsp;практике началось в#nbsp;2003#nbsp;г.#nbsp;с Ирака, однако закончилось, по#nbsp;мнению эксперта, оглушительным провалом. Легко устранить лидера, нарушить элитные и#nbsp;межконфессиональные балансы, разрушить государство#nbsp;— трудно построить новое; легко ввести войска#nbsp;— трудно их#nbsp;вывести. Название нынешней сессии «Ближний Восток в#nbsp;современном мире: „у#nbsp;времени в#nbsp;плену“» отражает весь комплекс проблем, связанных с#nbsp;этим регионом, который предстоит рассмотреть панелистам.

Следующая дискуссия, объявил А. Дынкин, будет завершающим аккордом в#nbsp;симфонии под названием «Примаковские чтения», участвовать в#nbsp;которой приглашен Министр иностранных дел С. Лавров.

Роль региона Ближнего Востока и#nbsp;Северной Африки (БВСА#nbsp;— так предпочтительнее его называть) в#nbsp;мире довольно значительна и#nbsp;останется таковой в#nbsp;долгосрочной перспективе и#nbsp;во#nbsp;многих аспектах#nbsp;— экономическом, военно-стратегическом, демографическом, политическом, религиозном, культурно-цивилизационном и#nbsp;т.#nbsp;д., подчеркнул В. Наумкин.

Регион продолжает переживать довольно глубокую трансформацию, для которой характерны неожиданные и#nbsp;труднопредсказуемые изменения, носящие порой «маятниковый» характер. Можно сказать, что во#nbsp;многом из-за COVID-19 над ним завис «топор неизвестности».

Это предопределяет рост влияния «фактора страха», оказывающего влияние на#nbsp;поведение местных и#nbsp;региональных элит. Не#nbsp;доверяя, как прежде, своим главным партнерам из#nbsp;числа наиболее сильных глобальных лидеров, они во#nbsp;внешней политике проводят и, особенно, в#nbsp;сфере безопасности берут курс на#nbsp;страховку (hedging) и#nbsp;перестраховку (даже там, где они уже являются участниками устоявшихся союзов).

В#nbsp;рамках трансформационного процесса большинство государств региона переживает системный кризис, требующий от#nbsp;них адекватных ответов на#nbsp;сохраняющиеся/углубляющиеся старые и#nbsp;появляющиеся вызовы.

Среди этих вызовов, к#nbsp;примеру, резко обострившееся соперничество США и#nbsp;КНР за#nbsp;влияние в#nbsp;регионе. Для нынешнего американского руководства сдерживание Китая и#nbsp;недопущение роста его позиций в#nbsp;БВСА стало одной из#nbsp;приоритетных задач его ближневосточной политики. Для ее#nbsp;реализации оказывается давление на#nbsp;правящие режимы, которые не#nbsp;склонны ему поддаваться, страхуясь от#nbsp;возможных издержек курса на#nbsp;одностороннюю ориентацию.

В#nbsp;то#nbsp;же время США остаются главным провайдером безопасности для большинства государств БВСА. В#nbsp;США также видят опору глобализации по#nbsp;западным лекалам, которая пока еще выглядит привлекательной, несмотря на#nbsp;явные деглобализационные тренды в#nbsp;развитии ситуации в#nbsp;регионе и#nbsp;в#nbsp;мире в#nbsp;целом. Продвигая здесь свой гиперплан «Один пояс#nbsp;— один путь», Китай фактически предлагает свой рецепт глобализации, к#nbsp;результатам реализации которого в#nbsp;регионе будут внимательно присматриваться.

Среди «старых» угроз и#nbsp;вызовов остаются актуальными религиозный экстремизм и#nbsp;терроризм, вооруженные конфликты, прокси-войны, усиливающаяся конкуренция между внешними силами и#nbsp;их#nbsp;силовое вмешательство, нарушение суверенитета и#nbsp;оккупация части территории государств региона. Происходят эрозия коллективных институтов (например, ЛАГ), появление новых линий разлома и#nbsp;внутрирегиональных противостояний, усугубление острой гуманитарной ситуации в#nbsp;«провалившихся» государствах, что вызвано как вооруженными конфликтами, так и#nbsp;антигуманной санкционной политикой Запада, в#nbsp;первую очередь#nbsp;— США.

В#nbsp;процессе трансформирования системы угроз на#nbsp;важное место неожиданно вышли угрозы природного и#nbsp;экологического характера#nbsp;— эпидемии, изменение климата, загрязнение воды и#nbsp;воздуха, таяние льдов, ураганы и#nbsp;торнадо, сведение лесов и#nbsp;т.#nbsp;п. Прогнозируя развитие ситуации в#nbsp;этом направлении можно предположить способные нанести мощные удары по#nbsp;финансово-экономическому положению новые пандемии и#nbsp;— кто знает! —#nbsp;уменьшение рыбных богатств или превращение их#nbsp;в#nbsp;не пригодный для использования в#nbsp;пищу ресурс, массовую гибель скота и#nbsp;т.#nbsp;п.

Сохраняет огромную роль в#nbsp;жизни стран БВСА религия, причем религиозный фактор будет продолжать парадоксально играть как объединяющую, так и#nbsp;разобщающую роль (на#nbsp;основе усиления значимости конфессиональных различий и#nbsp;манипулирования ими в#nbsp;политических целях). Наблюдается дробление и#nbsp;реорганизация некоторых традиционных религиозных групп, партий и#nbsp;объединений (к#nbsp;примеру, конфликт внутри тунисской партии «ан-Нахда», острые разногласия внутри запрещенной в#nbsp;России Ассоциации «Братьев-мусульман»), ребрендинг ряда террористических группировок.

Переформатируется система политического лидерства, причем кое-где идет обновление правящих элит. Среди руководителей государств выделяются два мощных и#nbsp;амбициозных лидера#nbsp;— Нетаньяху в#nbsp;Израиле и#nbsp;Эрдоган с#nbsp;Турции, оказывающие огромное влияние на#nbsp;обстановку в#nbsp;регионе. Заметна роль наследных принцев Саудовской Аравии (Мухаммад бен Сальман) и#nbsp;ОАЭ (Мухаммад Бен Заид).

Анализируя ситуацию на#nbsp;Ближнем Востоке, И. Звягельская отметила сохранение высокой активности региональных игроков, которое происходит, несмотря на#nbsp;экономические последствия пандемии. Очевидно, что речь идет в#nbsp;проблемах, которые ведущие государства региона считают для себя принципиально важными, и#nbsp;даже вынужденное сокращение бюджетов пока не#nbsp;может заставить их#nbsp;отступить.

Турция наращивает военное присутствие в#nbsp;Ливии, сохраняет влияние в#nbsp;Сирии, и#nbsp;даже пошла на#nbsp;обострение отношений с#nbsp;Грецией в#nbsp;Средиземноморье. Иран, несмотря на#nbsp;выпавшие на#nbsp;его долю испытания (последствия COVID-19 и#nbsp;ужесточение санкций), сохраняет влияние в#nbsp;Сирии, Ираке и#nbsp;Ливане. Он#nbsp;даже обозначил свою активность за#nbsp;пределами Ближнего Востока, направив танкеры с#nbsp;топливом в#nbsp;Венесуэлу. Египет, где в#nbsp;результате пандемии практически перестала функционировать сфера туризма, приносившая в#nbsp;бюджет существенные средства, развернул военные части на#nbsp;границе с#nbsp;Ливией в#nbsp;поддержку армии Хафтара и#nbsp;для обеспечения собственной безопасности.

На#nbsp;фоне сохраняющихся противоречий между отдельными региональными государствами можно наблюдать тенденции к#nbsp;переформатированию межрегиональных отношений. Хотя о#nbsp;новых альянсах говорить рано, но#nbsp;процессы нормализации между старыми оппонентами обозначаются все более явно. Речь идет об#nbsp;улучшение отношений Израиля с#nbsp;арабскими монархиями Залива и, в#nbsp;частности, с#nbsp;Саудовской Аравией. Эти процессы определяются как стремлением противодействовать Ирану, так и#nbsp;налаживанием сотрудничества с#nbsp;сфере бизнеса и#nbsp;технологий. Тенденции к#nbsp;сближению в#nbsp;последнее время были отмечены важными символическими жестами#nbsp;— участие израильских команд в#nbsp;соревнованиях в#nbsp;Заливе, визитом Нетаньяху в#nbsp;Оман, и#nbsp;даже приземлившимся (впервые в#nbsp;истории) в#nbsp;аэропорту Бен Гуриона самолетом Etihad Airlines (ОАЭ), который привез гуманитарный груз для палестинцев. А, например, соратники Хафтара в#nbsp;трудной для себе военной обстановке просили помощи у#nbsp;Израиля. Сближение происходит на#nbsp;фоне неурегулированности палестинской проблемы, но#nbsp;пока в#nbsp;отсутствии вызывающих односторонних действий Израиля. Нет сомнений, что в#nbsp;случае аннексии долины Иордана израильским правительством в#nbsp;соответствии со#nbsp;«сделкой века» улучшение отношений с#nbsp;арабскими государствами будет заморожено. Иными словами совместить аннексию и#nbsp;нормализацию Израилю вряд#nbsp;ли удастся.

В#nbsp;контексте конфликтов на#nbsp;Ближнем Востоке наблюдается все большее обращение участников к#nbsp;конфессиональной и#nbsp;религиозной идентичности при сохранении также этнического измерения ряда проблем (палестинская проблема, курдская проблема). Доминирование конфессиональной составляющей (сунниты-шииты) не#nbsp;означает, что Ближний Восток воспроизводит некое «новое средневековье». То, что внешне может выглядеть как архаика, по#nbsp;сути#nbsp;— вполне современное средство мобилизации и#nbsp;манипулирования. Конфессионализм в#nbsp;постмодернисткую эпоху становится все более инструментальным, и#nbsp;все больше соотносится с#nbsp;символической политикой. При этом разногласия между различными конфессиями и#nbsp;религиями действительно прослеживаются и#nbsp;в#nbsp;доктринальном и#nbsp;в#nbsp;историческом плане. Так вопрос о#nbsp;сакральности Иерусалима для представителей трех религий резко осложняет проблему урегулирования.

Данный вывод означает необходимость более глубокого изучения культурных и#nbsp;исторических корней конфликтов. В#nbsp;этой связи уместно вспомнить труды Е.#nbsp;М.#nbsp;Примакова, блестящего академического ученого, специалиста по#nbsp;Ближнему Востоку и#nbsp;политика, который неоднократно указывал на#nbsp;то, что конфликты в#nbsp;регионах имеют свои корни в#nbsp;истории, и#nbsp;что неверно рассматривать эти узлы противоречий исключительно как порождение соперничества между Востоком и#nbsp;Западом. К#nbsp;этому можно добавить, что акцент на#nbsp;конфессионализм придает конфликту ценностный характер, создает мотивацию для участников, которые с#nbsp;куда меньшим энтузиазмом будут сражаться за#nbsp;такие прозаические задачи как расширение сферы влияния, доступ к#nbsp;ресурсам и#nbsp;рынкам и#nbsp;т.#nbsp;п.

Использование религиозного фактора может быть попыткой легитимировать действия, не#nbsp;имеющие ничего общего с#nbsp;международным правом, но#nbsp;оправдывающиеся необходимостью сохранить цивилизационно важные объекты. Так, обращаясь в#nbsp;американским евангелистам премьер Израиля#nbsp;Б. Нетаньяху сказал, что «сделка века» дает Израилю возможность присоединить места, которые являются также неотъемлемой частью христианской идентичности, и#nbsp;под израильским суверенитетом общее наследие будет всегда защищено.

В#nbsp;целом можно отметить очень большую подвижность ближневосточных процессов, когда практически все игроки так или иначе находятся в#nbsp;конфликте друг с#nbsp;другом, и#nbsp;при этом наряду с#nbsp;вполне рациональными и#nbsp;приземленными целями нередко пытаются придать противостоянию ценностный характер.

А. Аксененок отметил, что Ближний Восток исторически всегда был одним из#nbsp;самых нестабильных регионов мира. Вопрос в#nbsp;том, что произошло после 2011#nbsp;г.#nbsp;Что изменилось? Моя тема «Конфликты и#nbsp;искушение миром». «Искусителей» стало больше. Что изменилось после того, как рухнули прежние устои, устои государственности, общества, идеологии, традиций? Новые устои начинают формироваться. И#nbsp;этот процесс очень сильно затянулся. Кризис приобрел перманентный характер. Это кризис субъектности, но#nbsp;в#nbsp;этом кризисе есть очень сильный элемент кризиса власти. Это кризис системообразующий. Конфликтная среда сохраняется практически везде в#nbsp;самых разных ее#nbsp;проявлениях, горячих, скрытых. Как говорят арабы: «От#nbsp;океана до#nbsp;залива». Конфликты одновременно причина и#nbsp;следствие этого кризиса на#nbsp;Ближнем Востоке.

Коронавирус придает новую негативную динамику развитию событий. Последствия спрогнозировать трудно. Пандемия прервала вторую волну протестной активности в#nbsp;Алжире, в#nbsp;Ливане, в#nbsp;Ираке под лозунгом «Всех#nbsp;— значит всех», то#nbsp;есть смена всех правящих элит. Вторая волна прервана, но, по#nbsp;мнению многих западных и#nbsp;арабских экспертов, эта волна вскоре вернется вновь, поскольку коренные проблемы, вызвавшие конфликты, остаются нерешенными. Сирия#nbsp;— это пример. Появились признаки начала нового витка массовых уличных выступлений с#nbsp;требованиями не#nbsp;только социальными, но#nbsp;и#nbsp;антирежимными.

В#nbsp;чем особенность конфликтов нового поколения? Во-первых, это их#nbsp;продолжительность. В#nbsp;Ливии, Сирии продолжительность больше, чем Первая и#nbsp;Вторая мировые войны. Второе#nbsp;— конфликты происходят на#nbsp;фоне острых разногласий между Россией и#nbsp;Западом, в#nbsp;новом, глобальном измерении. Поэтому усилия ООН, специальных представителей Генсека Совета Безопасности оказываются неэффективными. Политический капитал международного посредничества девальвируется. Третье#nbsp;— происходит столкновение интересов не#nbsp;только между Россией и#nbsp;Западом, но#nbsp;и#nbsp;между Соединенными Штатами и#nbsp;европейцами, между самими европейскими государствами, например, в#nbsp;Ливии, или даже между крупными региональными игроками, не#nbsp;только между Саудовской Аравией и#nbsp;Ираном, но#nbsp;и#nbsp;между Саудовской Аравией и#nbsp;ОАЭ в#nbsp;Йемене, между ОАЭ и#nbsp;Турцией в#nbsp;Ливии. Четвертое#nbsp;— конфликты новой формации протекают в#nbsp;условиях гибридной среды. Это делает их#nbsp;более продолжительными и#nbsp;более трудноразрешимыми. Когда принципы частногосударственного партнерства переносятся на#nbsp;внешнюю политику, и#nbsp;это расширяет возможности игроков. Но#nbsp;и#nbsp;резко повышает политические издержки и, главное, военные риски. Поэтому дипломатия теряет свою традиционную функцию. Роль внешнеполитических ведомств при принятии решений снижается практически везде. Это особенно видно на#nbsp;примере Соединенных Штатов и#nbsp;на#nbsp;том бедственном положении Государственного Департамента США при принятии внешнеполитических решений, о#nbsp;котором говорят многие американские политологи. В#nbsp;российской политике, в#nbsp;частности, по#nbsp;Сирии, военная дипломатия с#nbsp;2015#nbsp;г.#nbsp;была на#nbsp;первом плане. Пандемия и#nbsp;конфронтационность, общеэкономическая, финансовая конъюнктура в#nbsp;мире способствуют тому, что прежние негативные тенденции, возможно, усилятся.

Что это значит для России? Возьмем только Сирию, потому что это тот самый конфликт, который может, в#nbsp;зависимости от#nbsp;того, как он#nbsp;разрешится, развязать другие конфликты. Может даже при определенных условиях способствовать некоторой нормализации отношений между Россией и#nbsp;Соединенными Штатами, по#nbsp;крайней мере снижению градуса конфронтационности. Россия напрямую вовлечена в#nbsp;военный конфликт в#nbsp;Сирии (менее в#nbsp;Ливии). Известно, какое катастрофическое социально-экономическое положение сейчас в#nbsp;Ливии. Цифры есть везде. Об#nbsp;этом говорил президент В. Путин на#nbsp;пресс-конференции с#nbsp;руководителями Ирана и#nbsp;Турции. Для России политика полной и#nbsp;безусловной поддержки режима Асада грозит большими осложнениями. Россия сделает все, чтобы помочь в#nbsp;меру своих возможностей Сирии. Об#nbsp;экономической реконструкции речь не#nbsp;идет вообще, речь идет о#nbsp;выживании, гуманитарной помощи. Сирийцы требуют гораздо больше финансовых вливаний. Способна#nbsp;ли на#nbsp;это Россия#nbsp;— большой вопрос. Если Россия будет целиком ассоциировать себя со#nbsp;всеми промахами и#nbsp;ошибками сирийского режима, то#nbsp;есть опасность, что она превратится в#nbsp;заложника непомерных амбиций Дамаска, его риторики давно ушедшего времени. Проблема в#nbsp;том, что сирийское руководство считает, что Сирия нужна России гораздо больше, чем Россия Сирии. Здесь возникает тема для философских разговоров. Сирийское руководство хотело#nbsp;бы представить отношения как полное и#nbsp;гармоничное единение, чего в#nbsp;принципе не#nbsp;бывает даже между союзниками, скажем, между Соединенными Штатами и#nbsp;Турцией, Соединенными Штатами и#nbsp;Саудовской Аравией тоже есть определенные разногласия, но#nbsp;они решаются в#nbsp;более открытом ключе. Выгодно#nbsp;ли нам полностью ассоциировать себя с#nbsp;позицией Дамаска? В#nbsp;заключение хотелось#nbsp;бы вспомнить то, что говорил Е. Примаков о#nbsp;своих отношениях с#nbsp;Милошевичем. Милошевичу Евгений Максимович говорил еще до#nbsp;бомбардировок Белграда: «Вы#nbsp;опаздываете со#nbsp;своими инициативами. И#nbsp;даже если Вы#nbsp;выступаете с#nbsp;инициативами, это слишком поздно и#nbsp;слишком недостаточно. Вы#nbsp;должны реально оценивать ситуацию. Ваши инициативы выглядят сделанными под давлением». Это применимо к#nbsp;отношениям России с#nbsp;союзниками, в#nbsp;том числе и#nbsp;с#nbsp;Дамаском. Сирийское руководство должно понимать, что Россия имеет свои глобальные интересы, которые не#nbsp;везде и#nbsp;не#nbsp;всегда совпадают с#nbsp;чисто региональными. Нам не#nbsp;выгодно ассоциировать себя с#nbsp;негибкой позицией Дамаска в#nbsp;отношении выполнения резолюции#nbsp;СБ 2254. В#nbsp;отношениях с#nbsp;разумной частью оппозиции нужны политические инициативы на#nbsp;высшем уровне от#nbsp;самого Дамаска.

В. Кузнецов в#nbsp;своем выступлении остановился на#nbsp;проблемах Ливии. На#nbsp;протяжении последних нескольких месяцев мы#nbsp;наблюдаем серьезные изменения в#nbsp;динамике и#nbsp;самой структуре Ливийского конфликта, причем начавшаяся в#nbsp;конце 2019#nbsp;г.#nbsp;эскалация конфликта, как представляется, еще не#nbsp;завершена и#nbsp;в#nbsp;краткосрочной перспективе будет продолжаться. Происходящие изменения связаны, главным образом, с#nbsp;двумя обстоятельствами#nbsp;— активным военным вмешательством в#nbsp;противостоянии Турции и#nbsp;ужесточением риторики других региональных игроков, включая Египет, с#nbsp;одной стороны, и#nbsp;нарастающим кризисом легитимности внутри Ливии, с#nbsp;другой.

Первое обстоятельство знаменует собой двойную регионализацию конфликта. Оставаясь относительно периферийным для всех внешних игроков, он#nbsp;тем не#nbsp;менее начинает играть все большую роль в#nbsp;двух региональных подсистемах международных отношений#nbsp;— ближневосточной и#nbsp;средиземноморской. Одним из#nbsp;важных долгосрочных последствий этого может стать более активное формирование особой подсистемы в#nbsp;Восточном Средиземноморье и#nbsp;одновременно#nbsp;— вовлечение средиземноморских государств в#nbsp;ближневосточную логику международных отношений.

Кризис легитимности связан с#nbsp;двумя тенденциями. С#nbsp;одной стороны, со#nbsp;все более активным стремлением властей Востока Ливии добиться отказа международного сообщества от#nbsp;Схиратских соглашений как основы для процесса политического урегулирования конфликта. С#nbsp;другой#nbsp;же стороны, с#nbsp;ростом противоречий между международно признанными гражданскими властями Киренаики (Палата представителей) и#nbsp;руководством Ливийской национальной армии (новое название#nbsp;— Ливийская арабская армия). В#nbsp;случае углубления кризиса легитимности международное сообщество может столкнуться с#nbsp;упразднением всей политико-правовой базы для политического урегулирования конфликта.

Особую тревогу эти процессы вызывают в#nbsp;связи с#nbsp;очевидным провалом любых попыток посредничества в#nbsp;урегулировании конфликта. Отставка Гасана Саламе с#nbsp;поста главы Миссии ООН по#nbsp;поддержке Ливии, несоблюдение решений Берлинской конференции, фактический провал Каирской декларации свидетельствуют об#nbsp;этом со#nbsp;всей очевидностью. Отчасти тотальное фиаско всех посредников связано с#nbsp;неготовностью внешних игроков серьезным образом вовлекаться в#nbsp;процесс урегулирования и#nbsp;с#nbsp;отсутствием у#nbsp;них реальных инструментов влияния. Отчасти#nbsp;же причиной остается чрезвычайная хрупкость всех ливийских акторов, не#nbsp;способных обеспечить соблюдение любых соглашений. Наконец, третьей, но#nbsp;не#nbsp;менее важной причиной, можно считать слабую выраженность экзистенциальной составляющей в#nbsp;конфликте. Несмотря на#nbsp;то, что это, вроде#nbsp;бы, должно вести к#nbsp;упрощению поиска компромиссов, это#nbsp;же делает стороны менее готовыми к#nbsp;выполнению достигнутых договоренностей. Все эти обстоятельства в#nbsp;совокупности с#nbsp;сохраняющейся (а#nbsp;иной раз и#nbsp;возрастающей) острой борьбой за#nbsp;региональное лидерство не#nbsp;позволяют делать оптимистические прогнозы относительно перспектив урегулирования.

Н. Сурков затронул проблемы Персидского залива. Региональная «холодная война» между Королевством Саудовская Аравия (КСА) и#nbsp;Ираном продолжается, и#nbsp;ситуация в#nbsp;Персидском заливе быстро меняется не#nbsp;в#nbsp;пользу аравийских монархий. Пандемия коронавируса ускорила негативные экономические тренды. Залив теряет свое значение как поставщик стратегического сырья и#nbsp;регулятор цен на#nbsp;нефть. Причем аравийские монархии могут потерять не#nbsp;только доходы от#nbsp;экспорта нефти, но#nbsp;и#nbsp;доходы от#nbsp;транзита товаров из#nbsp;Азии в#nbsp;Европу.

КСА столкнулись с#nbsp;новой реальностью, когда даже поддержка США не#nbsp;может гарантировать им#nbsp;безопасность (хуситы обстреливают баллистическими ракетами, Иран укрепляет позиции в#nbsp;регионе). Отношения КСА с#nbsp;США, как главным гарантом безопасности, постепенно меняются. Страны стали конкурентами на#nbsp;нефтяном рынке. Эр-Рияд не#nbsp;может самостоятельно обеспечить свою безопасность. Военно-техническое преимущество над Ираном не#nbsp;спасает положение. В#nbsp;свою очередь, Иран хоть и#nbsp;сильно пострадал от#nbsp;санкций, введенных администрацией Д. Трампа, но#nbsp;уже адаптировался к#nbsp;ним. Как показали события в#nbsp;Йемене, Тегеран может добиваться значительных успехов в#nbsp;борьбе с#nbsp;КСА при небольших расходах. Источником проблем и#nbsp;угроз для Залива может стать Ирак, где очень слабое правительство и#nbsp;много хронических экономических проблем. У#nbsp;Ирака нет других источников доходов кроме нефти и#nbsp;нет резервов, что делает острый кризис практически неизбежным.

Экономический кризис, усугубленный пандемией, сильно ударил и#nbsp;по#nbsp;другим монархиям Залива. Им#nbsp;уже не#nbsp;до#nbsp;соперничества с#nbsp;Ираном, который оказался не#nbsp;в#nbsp;таком тяжелом положении, как ожидали. И#nbsp;Иран, и#nbsp;аравийские монархии могут продолжить противостояние, но#nbsp;в#nbsp;нынешних условиях это будет сопряжено с#nbsp;огромными издержками, а#nbsp;ресурсы нужны для поддержания внутренней стабильности, поэтому возникают условия для диалога.

В#nbsp;свете вышеперечисленных обстоятельств в#nbsp;настоящее время применительно к#nbsp;ситуации в#nbsp;Заливе стоит говорить не#nbsp;о#nbsp;балансе силы, а#nbsp;о#nbsp;балансе слабости (balance of#nbsp;weakness), когда все участники противостояния сталкиваются с#nbsp;трудностями, а#nbsp;их#nbsp;влияние зависит не#nbsp;столько от#nbsp;военной мощи, сколько от#nbsp;способности найти себе прокси и#nbsp;союзников. КСА, в#nbsp;отличие от#nbsp;Ирана, плохо справляется с#nbsp;этим. Стабилизация и#nbsp;снижение градуса конфронтации отвечают интересам и#nbsp;Ирана, и#nbsp;аравийских монархий. Поскольку любой конфликт ударит по#nbsp;интересам всех сторон. КСА нужна возможность достойно выйти из#nbsp;дорогостоящих и#nbsp;бесперспективных конфликтов (Йемен). Саудовцы не#nbsp;могут противостоять Ирану без поддержки союзников (малые монархии, США). При правильном подходе Иран#nbsp;— не#nbsp;только источник проблем. Он#nbsp;может быть частью решения, если получит гарантии снижения санкционного давления и#nbsp;уважения его интересов в#nbsp;ключевых странах (Ирак, Сирия, Ливан). КСА может сосуществовать с#nbsp;Ираном, если будут четко обозначены зоны влияния. Именно так было в#nbsp;90-е годы.

Принцип новой архитектуры#nbsp;— коллективная безопасность вместо коллективной обороны. То#nbsp;есть речь идет о#nbsp;выработке правил игры и#nbsp;мирного сосуществования, а#nbsp;начать создание архитектуры безопасности можно с#nbsp;системы предотвращения инцидентов#nbsp;— прежде всего военных каналов прямой связи (Mil-to-mil communication channels). Для успеха такой инициативы важно, чтобы США и#nbsp;Израиль не#nbsp;мешали диалогу аравийских монархий с#nbsp;Ираном. Возможно, Китаю, ЕС и#nbsp;РФ пора играть более активную роль и#nbsp;предложить гарантии безопасности.